Минобразования и науки РФ вычеркнуло его из списка книг, рекомендованных для внеклассного чтения.
Не нужной оказалась поэзия Ахмадулиной, Вознесенского и Окуджавы.
Неугодными писателями - Куприн и Лесков, Довлатов и Солженицын.
Из перечня убрали «Медного всадника» Пушкина, «Даму с собачкой» и «Человека в футляре» Чехова, «Петербургские повести» Гоголя, «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставелли…
Зато остался Пелевин и Кир Булычев.

Год назад этот литературный список предложил составить премьер Путин и весь 2012-й лучшие умы России трудились, отбирая из 5000 произведений 100 самых необходимых.
И вот, выбрали.
Тройку лидеров составили «12 стульев» Ильфа и Петрова, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева и «Два капитана» Вениамина Каверина.
sadalskij.livejournal.com/1070792.html

Владимир Мирзоев: «В России культура — это и есть государство, а все остальное — "неведома зверушка"» В московском независимом театре «Кураж» премьера — спектакль «Трибунал», поставленный режиссером Владимиром Мирзоевым по пьесе Владимира Войновича. Это сатирическая пьеса-притча, которая напоминает все политические судебные процессы последних лет в России

Спектакль получился не столько смешной, сколько трагический, как трагикомична вся наша жизнь. Владимир Мирзоев рассказал Открытой России, почему он выбрал пьесу Войновича, о чем его новый фильм «Ее звали Муму» и каково быть независимым художником сегодня в России:

— Мирзоев, как известно, — это человек-оркестр: театральный режиссер, кинорежиссер, поэт, писатель. В этом году у вас в производстве несколько новых спектаклей, фильм. Расскажите, как продвигается работа над фильмом «Ее звали «Муму».

— Уже сделали цветокоррекцию, почти закончили дизайн звука. Фильм почти готов.

— Это документальный фильм?

— Неожиданный вопрос. Нет, это игровое кино, хотя отчасти — эхо реальных событий. Как почти все в искусстве. Сценарий написала известная среди профессионалов сценаристка Анастасия Пальчикова. Как у многих молодых людей сегодня, у нее есть еще одна профессия — она композитор и солистка группы «Сухие».

— Это в какой-то степени вербатим?

— Да нет. История основана на реальных событиях, но фантазия сценариста унесла нас далеко. Кстати, в работе над сценарием принимала участие исполнительница главной роли — актриса Нелли Блинова. Очень талантливый, разносторонне одаренный человек. Она сотрудничает с Театром.doc, сейчас играет в моем спектакле «Толстой — Столыпин, частная переписка». Нелли Блинова взяла интервью у некоторых участников этой истории, но, конечно, наш фильм — не вербатим. Это свободная фантазия на заданную тему.

Соблазнительница оппозиционеров

— Почему Вы решили взять историю про Катю Муму, девушку, которая соблазняла оппозиционеров, выполняя задание то ли спецслужб, то ли людей, связанных со спецслужбами, для их дискредитации?

— По-моему, эта история может быть иероглифом. Она нелепа, смехотворна, неприлична, и — выражает дух времени, дух той абсурдной и дикой ситуации, в которой мы оказались. Аморализм власти и тех людей, которые сегодня с властью сотрудничают, — это источник всех наших проблем.

В обществе, где существуют ценности, существует этика, иначе функционирует все. Парламент был бы парламентом, а не филиалом администрации президента, Конституция была бы законом, а не филькиной грамотой, по-другому вел бы себя Конституционный Суд, общество воспринимало бы гибридную войну, которую ведет Россия в Украине, именно как войну, а не как телевизионное шоу. По-другому бы реагировали на захват чужой территории.

Да, похоже, это источник всех наших бед — глубинная аморальность постсоветского общества. Говорю это не в осуждение, но сочувствуя людям, которых обезобразили террором, массовыми убийствами, развратили примитивным материализмом, толкнули на кровавые преступления. Эти травмы в нескольких поколениях — причина нынешнего ресентимента.

Владимир Мирзоев. Фото: East News

— Ваша история про общество и про власть?

— Про нас, про нашу духовную катастрофу. Если угодно, про нашу антропологическую катастрофу. Эта катастрофа была ожидаема, она не вдруг накрыла наше общество. Это результат людоедского XX века. Почему человек совершает аморальные поступки? Почему он не способен себя контролировать? Психологи говорят, что это, как правило, связано с детскими травмами. В детстве, в подростковом возрасте человек не умеет рационализировать свои проблемы, поэтому травма прячется в бессознательном. А потом из этого подвала вырываются демоны, которые превращают людей маньяков и психопатов, заставляют их совершать невероятные, дикие поступки. Это то, с чем мы сегодня имеем дело. Это проблема. Это сотни тысяч наших ребят, прошедших через горячие точки — Афганистан, две чеченские войны, теперь Украина. Это все целый слой, который требовал реабилитации, помощи психологов, вообще адаптации к нормальной жизни. Но ничего этого не было сделано.

Вот вы занимаетесь тюрьмой, зэками, это все искалеченные люди, они живут в ненормальных антигуманных условиях. Сколько миллионов прошло через советские тюрьмы? Каждый пятый? Каждый четвертый? А травмы в поколениях? Убитые и замученные есть в каждой семье. А если дедушка палач, то, может, это еще страшнее. Понимаете, это все из семьи растет. Что говорить о нравственном климате, в который мы погрузились, как в бездну, если травмами этими никто не занимался, никто их не лечил, скорее наоборот, эти раны все время посыпают солью, в людях пробуждают худшее, провоцируют их.

— Что для вас важно в этой истории Муму?

— Мы пытались встать на точку зрения героини, ее личность интересовала нас больше, чем другие персонажи. Нам хотелось понять: а что это за человек, который способен сознательно влезть в такую обоюдоострую ситуацию.

— И что вы про нее поняли?

— Муму — глубоко несчастное существо. Ее можно и нужно жалеть, но, главное, ее нужно пристально изучать. Вообще, такие персонажи (и ситуации) требуют именно анализа. Если помощь психолога и психиатра кажется неудобной, неуместной, может помочь культура.

Культура как терапия

— А какую помощь может оказать культура?

— Сейчас в публичном пространстве идет дискуссия, каковы границы допустимого в искусстве, чем должна или не должна заниматься культура, чем должен или не должен заниматься художник. По-моему, тут недопонимание проблемы. Ведь культура занимается травмами и табу. Главная ее функция — терапевтическая. Культура снимает неврозы, играет компенсирующую роль. Современный человек — по определению невротик, он погружен в свой невроз, как растение в воду, он им дышит, пьет из него.

Думая о смерти, страшась ее, люди изобретают лекарства, продлевающие жизнь, — это тоже невротическая реакция. Она может приводить к научным открытиям, создавать шедевры живописи и музыки. Некоторые психологи утверждают, что сама цивилизация возникла из шизофрении сапиенсов как вида.То есть в каком-то смысле человек — продукт собственных страхов и фобий.

И вот, чтобы пройти над бездной по натянутой проволоке и не соскользнуть из невроза в психоз, человеку дана культура. Это инструмент анализа, способ перевести проблему в материал, объективировать ее, создать проекцию. Именно этим занимается художник, который расколдовывает табу. Отнять у постсоветского человека культуру, верное средство от травм и неврозов, — это значит обречь его на безумие, на маниакальные действия. Это больше, чем преступление, это ошибка.

Фото: Маргарита Филиппова

— Почему сейчас власть меняет функцию культуры?

— Дана установка на раскол общества, на вбивание клиньев во все возможные щели и трещины, которые есть в любом обществе. Государство создано людьми, чтобы искать равновесие интересов, призывать к разумному компромиссу, примирять альтернативные точки зрения.

А наше «государство» чем занимается? Оно сталкивает различные группы лбами. Верующих и неверующих, правых и левых, молодых и пожилых, бедных и богатых, кавказцев и славян, жителей столицы и провинциалов. Можно продолжать долго. Главный ужас нынешнего режима — консолидированное общество, поэтому они делают все, чтобы поссорить людей.

— Сегодняшняя история нашей культуры — это и история сопротивления. Вот история с «Тангейзером» — постановщика спектакля ведь все-таки не привлекли к ответственности, были письма, были публичные выступления даже вполне лояльных к власти людей.

— Да, а потом было письмо деятелей культуры, которые поддержали решение министра Мединского об увольнении Мездрича и так далее. Это и есть раскол.

— Но ведь могло бы быть и полное единение, и деятели культуры «молчали бы себе в тряпочку»?

— Консенсуса по этим вопросам нет даже в РПЦ. Но движение в сторону поляризации мнений для меня очевидно. И бенефициаром этой поляризации является номенклатура, так называемые «новые дворяне». Те, кто сегодня полностью владеет ситуацией в медиа, в судебной системе и так далее.

— Но есть и другие люди культуры: вот вы, например, снимаете фильм про «Муму», и уже понятно, что это будет политический фильм, про оппозицию. Вы ставите пьесу Войновича «Трибунал» — сатирическую политическую притчу. Елена Гремина ставит спектакль о «болотном процессе» к годовщине событий 6 мая. Есть проект в поддержку Олега Сенцова, в сети выкладываются видео, где российские и западные кинорежиссеры и продюсеры высказывают свое отношение к преследованиям Олега Сенцова и требуют его освобождения.

— Вообще-то в нормальном обществе это главная функция интеллектуалов: оппонировать политикам. Потому что думающая часть общества — это и есть его иммунная система. Тот факт, что мы имеем столько конформистов среди людей культуры, которые бездумно поддерживают любые действия властей, в том числе и агрессивные, меня это, честно говоря, пугает. Это называется СПИД. Когда в государственном организме нет иммунной системы или она очень слабая, это СПИД. Это значит, что организм может помереть от насморка. Это чудовищно, что у нас такое количество конформистов, эти люди не понимают, в чем их главная функция. Понятно, что эта ситуация создавалась годами. Но когда уничтожается политика как таковая, она переходит на смежные территории, она не может просто взять и вообще исчезнуть.

Фрагмент спектакля «Трибунал»

Предчувствие катастрофы

— Она переходит в культуру?

— В том числе в культуру. А так же в неформальные сообщества, в клубы, на кухню. Люди не перестают думать о том, что происходит в стране. Они должны думать, обмениваться мнениями. Я не говорю про нынешние социальные сети в интернете, они создают принципиально новую ментальную ситуацию.

— А если вернуться к пьесе Войновича «Трибунал», чем она показалась вам столь интересной, что вы решили поставить ее в театре?

— Наша судебная система — это краеугольный камень режима и одна из наших главных проблем.

Суд, который не независим, — это ведь не суд. Это учреждение следует как-то иначе называть.

— И пьеса ведь называется «Трибунал», то есть это страшнее, чем просто судебный процесс.

— Эта пьеса — развернутая метафора. Как всегда у Войновича: обобщение, метафора, сатира. Ведь называя российский суд «кафкианским», мы не слишком преувеличиваем.

— Ситуация неожиданно переворачивается в финале. Происходит перемена участи. Почему?

— Фабула пьесы связана с судопроизводством, но это не значит, что это производственная драма. Это пьеса и спектакль про власть и общество, про нашу глубинную неадекватность, про отсутствие иммунной системы, про то, как легко человек теряет чувство реальности и начинает играть по чужим правилам.

Фрагмент спектакля «Трибунал»

— Вы снимаете фильм, ставите спектакли, и всегда в них есть какой-то политический подтекст. Даже в чеховском «Вишневом саде» что-то есть про нашу современность?

— Там нет политического подтекста, но, конечно, мы занимались антропологией. Куда нынче без этого? Хотя был повод просто поставить Чехова: прекрасная актриса Вика Исакова хотела сыграть Раневскую, а Театр имени Пушкина хотел иметь Чехова в своем репертуаре…

Атмосфера этой пьесы, ее коллизии, по-моему, рифмуются с тем, что мы сейчас проживаем. Я называю «Вишневый сад» комедией катастроф. Там есть предчувствие катастрофы, там есть ощущение, что люди сорвались с берега и попали в поток кармы, их несет, и они не могут контролировать ситуацию. Это очень похоже на то, что мы все сейчас проживаем. Это не политический спектакль, не памфлет, но это высказывание по поводу современной ситуации.

— То есть для вас любой материал, будь то Чехов, будь то Войнович или история про «Муму» и оппозиционеров российских, — это всегда попытка осознать антропологическую катастрофу, да и вообще состояние, в котором ты живешь и твоя странна живет?

— А по-другому сейчас не получается. История, в которую мы теперь вовлечены, слишком много определяет в жизни страны. Возможно, на десятилетия вперед. Тысячи людей эмигрируют, экономика медленно, но очевидно съезжает с дороги в кювет. Что будет с нашей политической сценой, вообще непонятно — отсутствуют легальные механизмы смены власти, прописанные в Конституции. То есть Конституция в своей основной части просто игнорируется. Не хочу употреблять сильные выражения. Но ведь понятно, о чем мы говорим.

— И все равно мы сейчас живем не в Советском Союзе.

— Послушайте, зачем вспоминать прошлогодний снег? Советский Союз — другая страна, с другим устройством, политическим, экономическим, с другой проблематикой перехода. Советский Союз тоже был нереформируемой системой, ее много раз пытались реформировать, искали выход из перманентного кризиса. Но оказалось, что самый простой выход — демонтировать и создать страну в других границах, с другим названием, с другой политической и экономической моделью. Да, была голубая мечта все поменять, ничего не меняя: чтобы правящая номенклатура осталась на месте. И эта мечта сбылась, но она сыграла с Россией дурную шутку. Именно потому, что прежняя элита осталась на своих местах, сейчас мы имеем рецидив старой болезни — мы опять пятимся в светлое прошлое.

Фрагмент спектакля «Трибунал»

— Более всего меня поражает в этой ситуации, что все равно существует возможность ставить фильмы, пьесы; Театр.doc, который хотели уничтожить, он существует. В советское время невозможно было бы представить что пусть на маленькой сцене, но все таки показывают такой спектакль, как ваш «Трибунал», а фильм про оппозицию власти можно увидеть в интернете и в клубах. Это и есть те самые форточки, которая власть оставляет для инакомыслящих?

— Да, именно форточки: полторы радиостанции, где можно услышать альтернативную точку зрения, телеканал «Дождь», «Новая газета», журнал «The New Times». Раз, два и обчелся.

— Зачем власти нужны эти «отдушины»?

— Это вопрос не ко мне. Может, они их расценивают как дырочки для выпуска пара? А может, это нужно, чтобы успешнее раскалывать общество, потому что если есть альтернативная точка зрения, это хороший повод возбудить чью-то паранойю: «Вот посмотрите, как они Вагнера ставят». Или: «Посмотрите, у них в Театре.doc есть спектакли с матом. Что же они творят с нашей великой культурой!..» Это тот самый «керосин», который легко и приятно лить в костер холодной войны, было бы желание.

— А у вас есть внутренняя цензура?

— Если она и есть, то касается только эстетики. Моя внутренняя цензура — это мой вкус. Если я чувствую, что есть вкусовое нарушение в каком-то месте спектакля или фильма, то здесь я сам себе редактор. Я не назвал бы это цензурой — это редактура. Других ограничителей я не вижу. Собственно, их не должно быть. В тот момент, когда художник начинает себя цензурировать (по тем или иным соображениям), потому что он боится потерять работу, или расположение начальства, или любовь публики, — он уже не может делать, то, что должен.

— После того, как вы вернулись из Канады в Россию, вы поставили десятки спектаклей, работали главным режиссером театра имени Станиславского, ставили спектакли в других театрах, а сейчас какой у вас статус?-

— Я нанятая рабочая сила. Я ушел из Театра имени Станиславского, где был худруком в сезоне 2005-2006 годов. Ушел через 11 месяцев, прервав контракт, который уже был подписан на три года. Сделал я это по многим причинам, которые не хочу здесь обсуждать. Но в том числе и потому, что я понимал общее направление жизни и не хотел быть частью номенклатуры, которая разрушает мою страну.

Я привык жить свободно, своевольно, следуя своим взглядам и внутренним импульсам. Я не хотел оказаться в положении человека, за спиной которого стоит коллектив, люди, которые на меня надеются, а я делаю то, что считаю нужным, игнорируя их существование. Ведь многие руководители театров были вынуждены поддержать аннексию. Они подписывали письма, становились доверенными лицами президента и так далее. Такой способ жизни становится способом существования театра: дадут тебе денег или не дадут, как ты вообще будешь плавать в этом бурном море. Это все чудовищно, это чистый воды феодализм. Фаворит получает все, оппонент отторгается от государевых харчей.

Фрагмент спектакля «Трибунал»

Свобода делать, что хочешь

— Но по сути вы свободный художник, независимый от государства. Вот решили поставить пьесу Войновича «Трибунал», и, поскольку вы сами по себе, никто не может вам это запретить. Так ведь?

— Я хочу оговориться. Я считаю, что мы — это и есть государство, а нынешняя бюрократия — это антигосударство. Культура ищет и находит равновесие разных точек зрения, она объединяет и примиряет граждан, она работает как терапевт, люди культуры понимают, что такое общественное благо. Говорю вам, в России культура — это и есть государство. Все остальное — это «неведома зверушка».

А с пьесой Войновича было так: мне эту пьесу показала Лия Ахеджакова. В театре «Современник» пьеса ко двору не пришлась. Я сделал буквально одно движение в сторону «Гоголь-центра». Кирилл Серебренников предложил устроить читку. Я стал искать другие варианты. Обратился к Михаилу Долоко, худруку театра «Кураж». Мы с Мишей были знакомы прежде. Я показал пьесу, Миша сказал: «Давайте, будем делать». «Кураж», так же, как Театр Док, — независимый частный театр, никакого госфинансирования. Они живут сами по себе, как и я сам по себе.

— А фильм «Ее звали «Муму» тоже снят на частные деньги?

— Да, конечно. Я бы не пошел ни в Минкультуры, ни в Фонд кино с таким проектом, тем более на какой-нибудь телеканал. Это было бы заранее обречено.

— Много ли таких режиссеров, как вы, которые живут и работают, как хотят? Независимых от государственных денег?

— Они есть, их немало. В кино их, кстати, значительно больше. Для тех, кто делает кино, сейчас трудные времена в смысле финансирования проектов. С другой стороны, упростились инструменты, гораздо легче приобрести камеру, можно снимать при свете свечи — была бы идея хороша. Независимое кино сегодня гораздо проще делать, чем это было десять лет назад, до цифровых технологий.

— Некоторые режиссеры, не имея возможности в России ставить те спектакли и снимать те фильмы, которые они хотят, уезжают из страны работать в другие страны. Вы, как известно, в конце 90-х годов уже уезжали в Канаду, потом вернулись. Как вы относитесь к такой творческой эмиграции?

— Я отношусь к этому нормально. Думаю, режиссер, актер, сценограф может перемещаться по миру, жить там, где есть интересная работа. Главное — не предавать себя. У писателя вроде бы другая степень свободы — он независим в своей работе. А, с другой стороны, писатель имеет дело с тонкими энергиями, ему важно быть не в зачумленном пространстве, чтобы писать спокойно. Многие мои друзья-писатели уезжают из Москвы подальше: или забираются в русскую глубинку, или уезжают из страны. Думаю, это вынужденная ситуация, пробиться через этот свинцовый купол, который повис над нашим городом, очень тяжело. Кроме того, опыт жизни внутри другой культуры, опыт работы на чужом языке — все это очень важно, это расширяет сознание, это стимулирующий, развивающий опыт. Это ровно то, чего не хватает нашей стране в целом — способности быть на острие сегодняшнего дня. Если бы будущее открывалось для нас так же легко, как на дисплее компьютера открывается окно программы, то мы бы каждый день открывали новое окно и в каждый новый день входили бы как в новое пространство, где нас ждут сюрпризы, невероятные события, творчество.

— Но мне кажется, что жить в России сейчас интересно, потому что очень интересно узнать, что будет дальше. Вам это интересно?

— Да. Мне интересно узнать, что будет дальше, но также я понимаю, что очень трудно загадывать. Мы находимся внутри сложнейшего лабиринта, историческая логика утрачена, или нам кажется, что она утрачена. Мы не знаем, что нас ждет за следующим поворотом.

— Но интересно узнать?

— А куда деваться? Хочешь не хочешь, мы все равно узнаем…
openrussia.org/post/view/4445/